Девяткин был готов к тому, что встретят его не слишком любезно – хозяин этой берлоги, мастер татуажа Рома Крайнов, мужчина скорый на руку и собой видный: шестьдесят второй размер и рост метр восемьдесят семь. Попадешь такому на кулак – зубы долго не соберешь. Но встреча оказалась совсем не напряженной. Открыв дверь, хозяин заглянул в красную книжечку, кивнул и, отпихнув ногой кошку, предложил Девяткину войти, заявив, что терок с милицией у него нет и не было. Через сени по коридору прошли в комнату, залитую светом. На длинном столе лежала коротко стриженная девица, раздетая до пояса. На ее плече была укреплена пергаментная бумага с рисунком двух целующихся колибри.
– У меня тут небольшая халтура подвернулась, – Крайнов обернулся к гостю, – но раз вы пришли, перенесу это дело.
– Перенесешь? – Девица посмотрела на художника снизу вверх и шмыгнула носом, будто хотела заплакать от обиды. – Ты же обещал.
– Завтра приходи. – Крайнов снял с плеча девушки пергаментную бумажку и приказал ей освободить стол и убраться отсюда в темпе вальса.
Девица, не стесняясь своей наготы, неторопливо слезла вниз. Все так же неспешно, чтобы гость успел оценить свежесть ее молодого тела, изгибы талии и бедер, натянула майку на бретельках и жилетку. Плюнула на пол и сказала:
– Когда в следующий раз вздумаешь потрахаться на халяву, мне не звони. Даже не вспоминай. Поищи другую дуру.
И вышла, хлопнув дверью. Крайнов выключил лампу в стальном отражателе, укрепленную над столом, и повернулся к гостю:
– Чем могу? Может, интересуетесь нательной живописью?
– Ни боже мой, – помотал головой Девяткин и без лирических отступлений пересказал свою историю. – Людям моей профессии нательная живопись мешает делать карьеру. Да и вообще… Собственно, меня волнует только тот человек по фамилии Перцев, что заходил к тебе в салон. А потом пропал.
Художник поскреб пальцами шею. Толстая грудь и высокий живот Крайнова были покрыты разноцветным восточным орнаментом и письменами на неизвестном науке языке. На левой сиське – орден Знак почета, на правом плече – погон полковника французской армии времен Наполеона. На предплечьях – драконы со свирепыми мордами прятались в гуще экзотических цветов. Бритая наголо голова лоснилась от пота, из одежды на художнике были только шорты, которые поддерживали широкие красные помочи. Крайнов оттягивал резинки и отпускал их. Помочи били по телу, рисунки на груди колыхались.
– Не каждый день такое увидишь? – усмехнулся хозяин, ткнув себя пальцем в грудь. – Сам колол. Перед зеркалом. Два месяца эскизы делал и две недели работы.
– В этих буквах и знаках есть какой-то смысл?
– Безусловно. Но это долгий разговор. А у меня со временем полный кирдык.
Он поманил Девяткина в соседнюю комнату. Там на открытых полках и стеллажах, занимавших три стены, стояли всякие безделушки вроде черепов обезьян, очень похожих на человеческие. В банках с формалином плавали ящерицы, тритон и пара рыбьих голов. Еще было полно альбомов с репродукциями старых мастеров и глиняных кошек-копилок, расписанных вручную. Отдельно, в застекленном книжном шкафу, у окна, стояли разноцветные пластиковые папки с надписями на корешках: «молнии», «цветочные мотивы», «светящиеся сердечки», «тигры», «стрекозы и бабочки»…
– Сначала два слова о моей работе, чтобы вы въехали в смысл происходящего, – Крайнов взял с подоконника бутылку пива и открыл пробку зубами. – В конторских папках я держу трафареты или готовые рисунки, которые показываю заказчику. Это очень облегчает жизнь. Ну, заваливает ко мне какой-нибудь чувак и говорит, что хочет посадить на плечо ящерицу или тритона, а на запястье руки морду Элвиса Престли или мертвяка в короне. Пожалуйста, у меня большой выбор. Остается посмотреть альбомы, то есть папки. Потом я выбриваю тело, обезжириваю кожу, наношу антисептик. Наклеиваю на тело лист бумаги с рисунком и беру машинку. Вы скажете, что такая халтура ниже моей квалификации.
– Я ничего не скажу, – помотал головой Девяткин. – Бывает, я и сам халтурю, хоть и мент. Грешен.
– Ну, не вы, так другие так скажут. На самом деле нельзя каждый раз создавать произведение искусства, шедевр. Не схалтуришь, будешь сидеть без гроша и лапу сосать. Но иногда я работаю не за бабки, а для души. И у меня есть репутация. Вот почему ко мне обращаются не только местные шлюхи, но люди с деньгами и художественным вкусом. Приходят по рекомендации. Вот и этот Перцев тоже сказал, что ко мне его сосватал один знаток татуировок. Назвал фамилию, но я сейчас не вспомню. Ему хотелось чего-то особенного. Короче, он пришел со своим рисунком.
Крайнов долго копался в полках, перебирая папки. Наконец нашел, что искал, и протянул гостю сложенный вчетверо лист бумаги. Девяткин подошел ближе к окну, развернул лист. По синему морю шел трехмачтовый парусник, алые паруса наполнял ветер. Такелаж прорисован очень тщательно, со знанием дела. Парусник и море обрамляли ветви лаврового венка – символа победы. Над кораблем развернул широкие крылья орел, открывший хищную пасть. Под лавровыми листьями – огромный спрут, раскинувший щупальца.
– Я забрал эту картинку, чтобы перевести на кальку. – Крайнов забулькал пивом. – Но клиент уплыл, как этот парусник. И визитки не оставил.
– Похожие татуировки я видел у блатных, – сказал Девяткин, разглядывая рисунок. – Парусник – это символ вечного бродяги, странника. Точнее – гастролера. Если паруса белые, значит, вор. Черные – гопник. Число мачт равно числу судимостей. Странно… У человека, который мне нужен, до недавнего времени не было проблем с законом.