Раскрутка - Страница 46

Пятна крови на брезенте, женские волосы вспомнились Курляндскому на следующее утро, когда он, одетый в застиранное тряпье, пижаму с короткими клоунскими рукавами и рубаху на завязках, лежал на койке городской больницы. Ночью врач кое-как с пьяных глаз заштопал раненую ногу и наложил повязку. Но сначала заявил, что Пыху придется назвать свое имя и фамилию, не вымышленную, а настоящую. Иначе пусть катится отсюда. Пришлось сказать правду, потому что кровь из ноги лилась тонким ручейком. Надо думать, что из больницы связались с ментовкой, сообщив о ночном пациенте с ножевым ранением. Жди теперь дознавателя.

Курлядский, позаимствовав палку у соседа по койке, вышел из палаты. Прихрамывая, прошелся по этажу. Кровотечения не было, значит, можно уходить. Он реквизировал спортивный костюм у какого-то мужика, спавшего мертвым сном в соседней палате, там же свистнул кроссовки и был таков. А на следующее утро на глаза попалась местная газета, где в разделе «Криминальная хроника» подробно рассказывали о теле женщины, найденном возле реки. В том же разделе поместили заметку о сгоревшей «Газели», обнаруженной на пустыре в десяти километрах от города. Сразу же вспомнились следы крови на брезенте, вырванные волосы – и стало по-настоящему страшно.

Пыху не от ментов надо бегать, от убийц той женщины, перед которыми он засветился. И ясно, что свидетелей станут искать. И наверняка найдут, потому что эти отморозки ни перед чем не остановятся. Он позвонил друзьям, что были с ним в тот злополучный вечер, и предупредил, чтобы срочно, сей же момент, мотали из города. Лучше всего на попутках, а не поездом. И он бы уехал за компанию, а не ждал неизвестно чего, если бы не проклятая нога. И вот Пых здесь, в этой квартире, по ночам вздрагивает от каждого шороха на лестнице и засыпает, только когда накатит стакан водки.

– Значит, спишь плохо? – участливо спросил Безмен.

– Я боюсь, – ответил Курляндский. – Кажется, они придут.

– Не придут, – пообещал Безмен, вытащил из брючного кармана фотографию, сделанную в ресторане «Тройка». За столиком пьют кофе Радченко и Тихонов. – Эти?

– Эти, они самые, – кивнул Пых. – Откуда у вас фотка?

– Все тебе расскажи. Точно они?

Пых кивнул головой. На душе стало спокойнее, рука, державшая сигарету, перестала дрожать. Он всматривался в лица незваных гостей, гадая про себя, кто такой этот худой, коротко стриженный мужчина, одетый в летние брюки, безрукавку и дорогие ботинки. На запястье татуировка: человеческий глаз, заключенный в треугольник, и внизу мелкими буквами: бог видит все. Никогда этого типа не встречал, хотя краснодарских бандитов всех в лицо знает. По замашкам легко определить, что он в авторитете. А по наколке понятно, что человек тянул срок – и был на зоне не последним человеком.

Пых попробовал улыбнуться Безмену, тот улыбнулся в ответ. Это была дружелюбная улыбка человека, который услышал именно то, что хотел услышать, и теперь доволен жизнью на все сто.

– Ну, все рассказал? – продолжая улыбаться, спросил Безмен и подмигнул Пыху одним глазом: – Или забыл что? Какую-то мелочь? Или от себя чего добавил?

– Все, как было. – Пых прижал руки к груди. – Ничего не забыл. Ни словом не соврал. И зачем? Как можно. Я ведь все понимаю.

– Ладно, ты свой пацан, я тебе верю. – Безмен вопросительно глянул на Шеста.

– Ты ведь хотел угнать «Газель» не для какого-то там фермера, которого в природе нет, – усмехнулся Шест. – А потому что на товарной станции со своими парнями вагоны потрошите. А ворованный товар на себе таскаете. Разве не так?

Пых даже не успел испугаться, когда из-под него выбили табуретку. Растянувшись на полу, он с ужасом наблюдал, как заезжий чувак с наколкой вытащил выкидуху. Щелкнула пружина. И лезвие вошло по самую рукоятку в здоровую ногу Курляндского, прошив насквозь икроножную мышцу. Он даже не крикнул от боли, а закрыл глаза, твердо зная, что в следующее мгновение ему перережут глотку. Но все заржали, полилась вода из крана, это московский хрен мыл окровавленные ладони. Он вытер руки полотенцем, наступил подметкой на шею Пыха и сказал:

– Так-то врать, парень. А теперь топай к своему лепиле. Пусть тебя снова заштопает. Скажешь, что сам на ножик напоролся. По пьяному делу. Или другую сказку придумаешь. А? Про фермера и урожай помидоров.

Безмен сильнее надавил подметкой на шею.

– Придумаю, – выдохнул Пых. – Только не надо…

Парни, посмеиваясь, вышли в прихожую, хлопнула дверь. Пых лежал на полу, глядел на раненую ногу, на лужицу крови, растекавшуюся по полу, и всхлипывал от жалости к своей несчастливой судьбе.

Глава одиннадцатая

Игорь Тихонов гнал машину по шоссе и думал о том, что его краснодарские приключения, не самый интересный эпизод в жизни, подошли к концу. Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая высокие облака в цвет малинового киселя. Ветер стихал, высокие пыльные тополя у обочины едва шевелили листвой. Он достал из бумажного пакета, лежавшего на пассажирском сиденье, бутерброд с сыром, купленный в буфете гостиницы, быстро сжевал его и подумал, что дорога впереди долгая. Надо было взять побольше бутербродов: на сытый желудок жить веселее.

По радио на волне местной станции передавали сводку криминальных происшествий за прошедшую неделю. Отец пырнул ножом ребенка, потому что надоело слушать, как трехмесячный малыш целыми днями плачет. Женщина трижды ударила ножом в печень инспектора горгаза, такую же молодую и привлекательную женщину, которая пришла, чтобы проверить подводку к плите, нет ли утечки. Хозяйка приняла инспектора за любовницу своего сожителя. И дальше в таком роде. Тихонов доел второй бутерброд, когда солнце скрылось из виду, оставив на небе оранжевые и бурые полосы.