Не прошло и двух часов, как от Краснодара отмахали сто с лишним километров. Без остановки проскочили Славянск-на-Кубани, заправились на выезде из города, перекусили в придорожном шалмане, понеслись дальше. Свернув с трассы на северо-запад, покатили по разбитой асфальтовой дороге в два ряда. Здесь пришлось сбросить газ, чтобы не разбиться насмерть.
– Господи, потише ты, – повторял сзади истопник Гречко. – Летим так, будто за нами черти гонятся.
– Не плачь, ты же мужчина, – проворчал Радченко. – А то я и сам заплачу.
Он давно отвык ездить на таких мотоциклах по таким дорогам, поэтому набил синяков на заднем месте и вдоволь наглотался пыли. Кожа на лице обветрила и на ощупь напоминала наждачную бумагу. К тому же истопник висел на спине Радченко, как неподъемный мешок, изо всех сил стискивая талию и грудь своими ручищами, потому что боялся грохнуться на дорогу. Вслух поминал Богородицу, чью-то мать и без конца шмыгал заложенным носом.
Пейзаж изменился: вместо виноградников и кукурузных зарослей потянулись бесконечные квадратики рисовых полей, уходящие к горизонту. Солнце вошло в зенит и жарило без передышки. Сейчас не помешали бы защитные очки, но где их взять? Ветер дул в лицо, под веки попадала какая-то дрянь, пыль и мелкие песчинки, глаза слезились, а дорога виделась сквозь мутную пелену. Радченко давно понял, что погони нет, они вырвались из западни, но радоваться еще рано.
Асфальт кончился неожиданно. Съехав на ухабистую грунтовку, пришлось сбавить скорость до двадцати километров. Рисовые поля остались справа, слева потянулись высокие, в человеческий рост, заросли тростника и камышей. Запахло йодом и гниющей травой. Еще через полчаса въехали на единственную улицу деревеньки, последней, что осталась на пути. Полсотни дворов погрузились в летаргический сон, вокруг ни души. Только где-то брешут собаки, и мальчик лет десяти кривой палкой гоняет по площади обод колеса. Радченко тормознул, прочитав вывеску, укрепленную над дверью облупившейся мазанки. Коротко и емко – «магазин». Дима слез с мотоцикла, подергал ржавый замок на двери и поманил пальцем парнишку.
– Мальчик, не знаешь, когда это заведение откроется?
– Какое заведение?
– Ну, магазин.
Парень бросил гонять обод, подошел к мотоциклу.
– Как покупатели придут, сразу и откроется, – сказал он, рисуя пальцем каракули на запыленном бензобаке.
– Каков сервис, – обращаясь к Гречко, сказал Дима. – Как покупатели придут… Но вот мы пришли.
Мальчик неохотно оторвался от своего занятия:
– Сейчас за мамкой схожу. Она тут продавщица. Дяденька, а быстро мотоцикл бегает?
– Быстро, – соврал Радченко.
– Когда вырасту, куплю себе такой, – пообещал мальчик и убежал.
Радченко снял бейсболку с бритой головы, уселся на кособокую лавочку, привалившись спиной к стене мазанки. Он блаженно вытянул ноги и закурил. Рядом пристроился Гречко, пребывавший в полуобморочном состоянии, он тоже смолил сигарету и отчаянно боролся с приступами слабости и тошноты, подступившей к горлу. Даже мысль о деньгах не грела. Самая трудная часть пути еще впереди, а коленки – трясутся от слабости. Вскоре появилась дочерна загорелая женщина в сарафане с мелкими цветочками. Она сняла замок с двери и запустила покупателей в полутемное помещение, заставленное мешками и коробками.
Радченко посмотрел на полки и только вздохнул. Вместо оставленной в «Жигулях» тушенки пришлось взять кильку в томате и сома в собственном соку. Вместо страховочного троса – капроновую бельевую веревку. Зато нашлись сухари, фонарики с батарейками, топорик, пара кусков брезента и перочинный нож с широким острым лезвием. И еще в подсобке завалялась самодельная торба, сплетенная из лозы, полукруглая, с откидной крышкой и двумя ремешками, чтобы держалась на плечах.
– Далеко ли собрались, мужчины? – Продавщица обнажила в улыбке ослепительно белые зубы.
– Путешествуем налегке, – ответил Радченко. – Любуемся природой.
– Плохое место для путешествий выбрали, – покачала головой женщина. – Если к морю хотите добраться, с дороги не сворачивайте. Километров через пять будет развилка. Берите левее. Там не то чтобы дорога. Тропинка. Еще километров семь-восемь – авось к морю и выйдите. Есть резиновые сапоги. Берите, пригодятся.
Радченко кивнул головой и стал примерять сапоги с высокими голенищами. Гречко улыбнулся затравленной, жалкой улыбкой и спросил, нет ли бутылочки пива.
– Таких вещей к нам с прошлого года не завозили. И пить тут некому. Все мужики в городах на заработках. А бабы в поле.
Однако за мешками нашлась чекушка водки, и Радченко, строго предупредив истопника, что это последняя опохмелка, передал ему запыленную бутылочку. Распрощавшись, снова сели на мотоцикл и продолжили путь, приладив торбу на грудь Радченко. Добравшись до развилки, слезли с мотоцикла, двинули не на юг, куда советовала продавщица, покатили мотоцикл по узкой, протоптанной в камышах тропинке строго на север. Через полчаса сделали привал, спрятали мотоцикл в камышах, потому что тащить его дальше не было ни сил, ни смысла.
Расстелили брезент; повеселевший Гречко хлебнул водки и улегся в тени. Только Радченко с беспокойством копался в барахле, шлепал себя по карманам и морщил лоб, вспоминая, куда сунул компакт-диск. Должен быть в рюкзаке, но его нет. Надо вспомнить. Итак, он стоит на площади у рынка, чувствует спиной взгляды местной братвы. Открывает багажник «Жигулей», первым делом достает из-под резинового коврика диск. И только потом оружие. Достает диск – и куда кладет? Как отрезало. Никаких мыслей. Кажется, в брючный карман засунул. Но, когда он переодевался в такси, в милицейских штанах ничего не оказалось. Это точно. Нет, наверняка он переложил диск в летние брюки. По-другому и быть не могло. Или в рюкзак сунул? Ведь не оставил же он диск в машине.