Раскрутка - Страница 59

Труды пропали попусту, но одна зацепка все же имелась: истопник из санатория, некто Николай Гречко. И надо так понимать, что истопник и Д. Р. на мотоцикле отправились за десятки верст от города, на лиманы, искать то ли хижину, то ли дом художника, который он себе построил. Последняя запись сделана два дня назад, к ней прилагалась карта лиманов. На ней нарисованная от руки неровная линия, надо так понимать – путь следования этих искателей приключений. И крестик – на этом месте должна находиться та самая хибара. Д. Р. писал: «Я сканировал карту, нарисовал маршрут следования к месту, где, по словам Гречко, находится домик художника. Отправляю вам эту карту на всякий случай. Если я не вернусь, будете знать, где искать мои останки. Места там безлюдные. Кругом болота, непроходимые топи и прочая экзотика. Гречко не самый надежный проводник, но другого нет. Ноутбук, рисунки Петрушина спрятаны на бабкином подворье. Там же кое-какие личные вещи».

– На бабкином подворье? – Безмен трижды перечитал фразу и решил, что искать бабкино подворье и ноутбук нет смысла, если посчастливилось добраться до этого диска и текстов, записанных на нем. – Подворье… В нужнике небось утопил свой ноутбук, скотина.

Безмен снова уткнулся в монитор, продолжив чтение: «На лиманы мобильная связь не добивает, поэтому свяжусь с вами сам, когда все закруглю. Ориентировочно дня через два-три, хотя смутно представляю, сколько времени придется угробить на поиски. И напоследок одна просьба. Позвоните моей жене. Придумайте что-нибудь складное и убедительное, чтобы она не волновалась».

Перечитав тексты с первого до последнего, Безмен повеселел сердцем. История занятная: этот мотоциклист ищет Петрушина, человека, который нужен Безмену. Удачное совпадение. Можно прихлопнуть двух мух одним ударом.

* * *

Не откладывая дела в долгий ящик, Безмен с парнями наведались по адресу, где прописан Гречко, но дом оказался на замке. От соседей узнали, что истопник женат, но два месяца назад Нина Ивановна после ссоры с мужем ушла к своим родителям. Бабу разыскали под вечер, но она, кажется, до сих пор не остыла после того скандала. Женщина была представительная, шестьдесят четвертого размера. И Безмен поймал себя на мысли, что робеет перед этой здоровой бабой, которая к месту и не к месту вставляла в разговор слова «надо думать».

– Я вернусь к нему, надо думать, когда он уволится из своей кочегарки, – сказала Нина Ивановна. – Найдет другую работу, где, надо думать, платят деньги, а не пособие по бедности. И, надо думать, научится доносить получку до дому, а не оставлять ее в привокзальной пивной. Или в шашлычной «Парус».

– Работу я ему найду, – бездумно пообещал Безмен. – Хорошую работу. Будет деньги лопатой загребать и в потолок поплевывать, надо думать. Я, собственно, по этому поводу его и разыскиваю. Хорошая работа подвернулась. Но сначала надо бы увидеться с человеком. Поговорить. Он собирался куда? Может, уехать хотел?

– Надо думать, собирался, если его дома нет. – Нина Ивановна уперла руки в бока. – Походи по городу. Загляни во все канавы. Надо думать, там Кольку и найдешь. И поговори с ним, если этот хмырь языком пошевелить сможет.

– Поищу, – пообещал Безмен и добавил: – Надо думать, поищу.

Нина Ивановна захлопнула калитку и пошла кормить гусей. Безмен плюнул ей вслед:

– Вот же зараза.

* * *

Ближе к ночи местные парни привели в хозяйский дом человека, опытного охотника и рыболова, который взялся за приличествующее вознаграждение отыскать на лиманах хоть черта, хоть его мать. Звали мужика Владимиром Фомичом Купцовым, но откликался он и на дядю Вову.

– На тех лиманах я прятал икорку и осетрину от рыбнадзора. – Дядя Вова влил в бездонную глотку третий стопарь водки и занюхал выпивку рукавом куцего пиджачка. – Да, жил я тогда как бог. Свой домина, коптильня, гараж на две машины. И спал на матрасе с деньгами. Толстый такой матрас. Приятно прилечь. Дрыхнешь на нем, а сны только хорошие. И мысли в голове ясные, светлые. Какую девку в постель затащить? Или в какой кабак забуриться?

– И где он сейчас? – заинтересовался Безмен. – Ну, твой матрас?

– Менты распатронили при обыске, – вздохнул дядя Вова. – И товар, и деньги – все, суки, прибрали. Тринадцать лет назад эта история случилась. Свои же дружки сдали за тридцать серебреников. Убирали конкурента. По первости получил условно. А на следующий год огреб уже реальный срок. Потому что в жизни никому доверять нельзя, особенно друзьям. И денег, чтобы откупиться от легавых, уже не осталось. Суд был показательным. Тогда в краевой газете на первой полосе пропечатали. Пойман самый злостный браконьер. Я, дескать, отправлял в Москву осетровую икру чуть ли не бочками, использовал рабский труд. И лично расправлялся с ленивыми рабами, бил до полусмерти, истязал. И всякая такая муйня.

Купцов засиделся дотемна, рассказывая грустную историю своей жизни. Теперь у него уже три срока, лучшие годы остались за забором колонии. Рыбным бизнесом давно заправляют другие люди, молодые, денег у них как грязи, дяде Вове с ними не тягаться. А осетров в море почти не осталось – извели. На лиманах по-прежнему хранят рыбу, а менты в округе и местное начальство крышует браконьеров. Короче, дядя Вова хоть завтра готов двинуть в дорогу и вывести парней к тому месту, что обозначено на карте. Он рад любой работе и любым деньгам. Купцов выпил на посошок и обещал разбудить Безмена и его людей еще до первой зорьки, потому что дорога неблизкая, а переходы по болотам длинные.

Безмен с сомнением глянул на щуплого дядю Вову: