Дунаева промолчала.
– А теперь вернемся к человеку, с которым вы любили бывать в Замоскворечье и в Сокольниках. Он меня интересует. А не ваш брат со своими грязными делишками. Мне нужен Перцев. Пер-цев. Он самый, единственный и неповторимый. Я хочу с ним познакомиться поближе. Потому что до сих пор не знаю его настоящего имени. Как и вы.
Дунаева смотрела на реку и молчала. Девяткин не видел ее лица и не хотел видеть.
– Я провела у Перцева вчерашнюю ночь, – сказала Ольга Петровна. – И сегодняшнюю тоже. Он добился своего. И сделал со мной все, что хотел. Я не знаю адресов квартир, где он устраивал свидания. Это были разные места. А в новых районах я не ориентируюсь. Но я знаю точно, где и когда состоится наша встреча с Игорем. И я точно знаю, что без меня вы даже близко не сможете к нему подобраться.
Девяткин раздумывал минуту, хотя думать тут не о чем.
– Ну, ваши условия? – спросил он.
– Их три. – Дунаева повернулась лицом к собеседнику и плотнее запахнула плащ. – Верните мне фотографии интимного свойства, что попали к моему мужу Гвоздеву. И еще я хочу дневник брата. Он у Перцева. Толстая зеленая тетрадь. И наконец, третье. Мой брат должен остаться чистым честным человеком, а не убийцей. Вы не повесите на него никаких преступлений.
– Хм, это будет трудно сделать. – Девяткин переминался с ноги на ногу. – Я не о фотографиях. Тут как раз никаких трудностей. Я о дневнике и о Петрушине. Ведь в тетрадке наверняка… Я догадываюсь, что в этой тетрадке. Ваш брат был человек одинокий, ему так хотелось с кем-нибудь поделиться своими мыслями и переживаниями. Он просто не мог держать это в себе. Убитые женщины, их мученья. Но и рассказать никому не мог, даже случайному собутыльнику. Вот он и завел дневник. Да, наверное, забористое чтение.
– Я не стану торговаться. Или будет по-моему. Или никак.
– Будет по-вашему, – мрачно кивнул Девяткин. – Женщины всегда побеждают. Эту аксиому надо просто держать в голове. Когда имеешь дело с так называемым слабым полом. Хотя какой вы слабый пол.
Анатолий Васильевич Гвоздев маялся от тоски в своем рабочем кабинете, наблюдая, как за окном сгущаются сумерки. Рабочий день закончился еще час назад, коридоры офиса опустели, секретарь, цокая каблуками, отправилась домой, а он все вертелся в кресле, протирая штаны и дожидаясь двух посетителей.
После обеда позвонил старый приятель Анатолия Васильевича некий Юра Семуш, спекулянт недвижимостью. И так, между делом, сообщил, что в Москву приехали два его добрых знакомых, у которых денег что грязи. Мужчины они серьезные, просят помочь хорошо пристроить их капиталы, вложить в какое-то беспроигрышное дело, пустить в оборот. Их не интересуют игра на бирже или спекуляции. И Юра сам без проблем разрешил бы это затруднение, но сегодня улетает за границу, а тут надо срочно.
Гвоздев ответил в том смысле, что можно бы встретиться, перетереть этот вопрос и понять, чего и как. «Часикам к шести они подъедут в твой офис, – сказал Семуш. – Пропуск закажи». Но вот уже без четверти семь, а гостей столицы все нет. Гвоздев решил, что подождет еще пять минут и отчалит. Оборотные средства ему сейчас нужны до зарезу, но ждать по два часа каких-то заезжих вахлаков не в его правилах. Надо будет – завтра его сами найдут.
Он поднялся из-за стола и шагнул к вешалке, на которой болтался плащ, когда услышал шаги в коридоре. Гвоздев снова занял место за столом и вытащил из пачки последнюю сигарету, но не успел прикурить, потому что в дверь постучали. Порог переступили майор Девяткин и старлей Саша Лебедев. Гвоздев выдавил из себя слова приветствия и успел подумать, что на крутых бизнесменов его гости не слишком похожи, а похожи они на бандитов. Лицо Девяткина показалось знакомым, но вот только вспомнить, где видел эту физиономию, сразу не получилось. Потому что душу охватили волнение и тревога.
Девяткин, извинившись за опоздание, присел на стул в темном углу кабинета. Лебедев скинул с себя кожаную куртку и остался в черной рубахе с закатанными по локоть рукавами. Он шагнул к столу и вежливо попросил Гвоздева подняться на ноги.
– Это еще зачем?
Гвоздев почувствовал, как страх клещами вцепился в сердце и больше не отпускал. Ноги сделались ватными, а сердце опустилось вниз и забилось где-то в животе. Лебедев, вытянув лапу, сграбастав хозяина кабинета за грудки, дернул на себя, поставил на ноги. И открытой ладонью так ударил по лицу, что Гвоздев отлетел к стене, больно ударившись затылком. Рванулся вперед и получил кулаком в шею.
Он очнулся лежащим на полу, под потолком горел светильник, на стене тикали часы. Гвоздев сглотнул кровь и подумал, что Юра Семуш – последний гад и сволочь. Прислал к нему этих бандитов, чтобы они вытрясли из него душу. Прямо здесь, в его кабинете. Интересно, что случится дальше? Его выбросят из окна? Или перережут горло опасной бритвой? Но зачем понадобилась Юрке смерть старого приятеля? Ведь Гвоздев не должен ему денег. Вопрос не имел ответа. Только сейчас Гвоздев вспомнил, что тот человек, что сидит в темном углу, заходил к нему некоторое время назад. Представился майором милиции и задал несколько вопросов. Возможно, он и вправду мент. Господи, тогда дело совсем тухлое. Менты хуже бандитов.
Чье-то колено упиралось ему в грудь, Гвоздеву было трудно дышать. Он не пытался сопротивляться, только тихо стонал и мотал головой, кося взглядом в угол. Девяткин поднялся со стула. Вытащив из-под ремня пистолет, взвел курок. Он присел на корточки, приставил пистолет к шее Анатолия Васильевича и тихо спросил:
– Где фотографии?