– Какие фотографии? – прошептал Гвоздев.
Девяткин ткнул стволом в шею:
– Где они?
– В гараже, в кооперативном гараже.
Гвоздев чувствовал, что глаза слезятся. Он подумал, что сдался слишком легко, без сопротивления, без боя. Даже не пикнул, на помощь не позвал. Впрочем, откуда ждать помощи? В темных коридорах офисного здания ни души. А тот престарелый охранник, что выписывает пропуска за стойкой на первом этаже, наверняка даже не знает номера ближайшего отделения милиции.
– В смотровой яме, – уточнил он. – Это полчаса езды отсюда.
– Умница, – похвалил Девяткин. – Если бы ты был бабой, я бы на тебе женился. Или хоть трахнул тебя.
Похвала растрогала Гвоздева, он больше не стеснялся своих слез.
– Я покажу. Они в пакете целлофановом. Все в одном месте.
Лебедев слез с груди поверженного противника. Девяткин бросил на пол носовой платок.
– Вытри сопли, гнида, – сказал он. – Сейчас мы поедем за карточками. Но помни: один громкий звук или одно неверное движение – и шабаш. Ночевать будешь на секционном столе. В судебном морге. Понял меня, мразь?
Гвоздев сел на полу и дрожащей рукой размазал кровь по разбитой губе.
Ранние сумерки еще прятались за дальним лесом, а Девяткин уже проделал большую часть пути. Он никуда не спешил, но «мерседес» Дунаевой с автоматической трансмиссией оказался слишком резвой лошадкой. Мотор работал почти бесшумно, мимо пролетали прозрачные осенние перелески, мокрый асфальт полупустого шоссе отливал блеском рыбьей чешуи, а черные вспаханные поля дышали осенью.
Вчерашним вечером Игорь Перцев позвонил Дунаевой, сказал, что все готово, она может подъезжать на место к трем часам. Все подробности при встрече. И положил трубку. Беседа оказалась слишком короткой, чтобы определить даже приблизительное местонахождение Перцева. Мобильник, которым он пользовался, зарегистрирован на гражданина из другого города, наверняка потерявшего или пропившего трубку. Впрочем, все эти упражнения по захвату Перцева, если вспомнить недавнее прошлое, всегда заводили следствие в тупик. А сейчас в них не было ни грамма смысла, только потеря времени.
Девяткин перебрался во второй ряд, пристроился в хвост какой-то фуре и включил радио. Передавали сводку криминальных происшествий, и он перешел на другую волну, где сутками гоняли попсу. Он набрал номер телефона Дунаевой:
– Звонков от Перцева не было?
– Нет, я сижу одна в чужой квартире. Еще со мной два молодца в штатском, они смотрят телик. А я смотрю на стену какого-то медицинского учреждения. Стена загораживает полмира. Это поликлиника?
– Это противотуберкулезный диспансер. – Девяткин убавил звук.
– Что-что?
– Там лечат больных туберкулезом.
– Господи. Ну и место вы выбрали. Наверное, долго искали себе квартиру?
– Я человек некапризный. Взял, что предлагали. Давайте к делу. Через пять минут я буду на месте. Он обязательно позвонит вам в течение ближайшего времени. Вы скажете, что не можете выбраться из машины, потому что сумка застряла между креслами. Пару раз чертыхнитесь. Для убедительности.
– Мы все это уже сто раз обговаривали. Что он спросит. Что я отвечу. Перебирали варианты. Хоть бы что-то новенькое придумали. И более убедительное.
– Ничего менять не станем. Чем глупее реплики – тем лучше. Он должен быть убежден, что вы в машине. Пытаетесь вытащить сумку. Именно поэтому и не выходите.
Напомню, что ваш телефон подключен к магнитоле в вашем «мерседесе». Я буду слушать разговор. Вам от этого не легче?
– Разумеется, – Дунаева печально вздохнула. – Мне так легко, что жить не хочется.
Запикали гудки отбоя. Девяткин перестроил магнитолу на нужную волну, теперь он сможет слышать телефонные разговоры по громкой связи. Он прибавил газу, легко обошел фуру и вскоре остановился на пустой площадке перед придорожной забегаловкой «Урузбек». Шашлычная представляла собой домик с высокой железной трубой, стоящий на краю асфальтовой площадки. Сбоку приладили что-то вроде летней веранды, вместо застекленных рам пространство между стойками заделали пленкой. Выставили пару огромных зонтов, под которыми мокли пластиковые столы и стулья. Видно, хозяин еще надеялся на возвращение теплых дней и оживление торговли. Вокруг харчевни росли кустики, в которых не спрячется даже ребенок, которому вздумалось справить малую нужду.
Вчера вечером, когда Девяткин побывал на месте, подумалось: забегаловку лучше прикрыть. Припарковать на стоянке автобус или грузовик с ОМОНом или операми. Вариант верный, но такого хмыря, как Перцев, эта бутафория моментом спугнет. Проезжая мимо, он даже не остановится. Никаких засад, никаких оперов в радиусе десяти километров. Тогда есть вероятность успеха.
Сейчас на стоянке почти никого. Только подержанная «пятерка» остановилась у самого домика. Стекла прозрачные, видно, как на заднем сиденье, запрокинув голову назад, посапывает худой старикан. Мужчина, водитель «пятерки», его жена и ребенок лет десяти вошли в забегаловку. Девяткин следил за стрелками часов на приборной доске. Если Перцев джентельмен, а джентльмены не опаздывают, ему самое время появиться. Из «Урузбека» вышел хозяин заведения, усатый кавказец, и неотрывным взглядом стал рассматривать «мерседес» цвета металлик с затемненными стеклами. Мужчина вытирал руки полотенцем и терпеливо ждал.
Сеялся мелкий дождь, что-то попискивало и потрескивало в динамиках, будто приемник ловил отзвуки далекой, потерявшейся за горизонтом грозы. Прикрыв глаза, Девяткин развалился в кресле, скрестив руки на животе. В динамике раздался щелчок.